Назарова Е.Ю. Образ Парижа в поздних рассказах Ивана Алексеевича Бунина
«Был апрель, и художник восхищался: как прекрасен Париж весной и как очаровательны парижанки в первых весенних костюмах.
- А в мои золотые времена Париж весной был, конечно, еще прекраснее, - говорил он. - И не потому только, что я был молод, - сам Париж был совсем другой. Подумай: ни одного автомобиля. И разве так, как теперь, жил Париж!» («Галя Ганская» 1940)
«Был милый весенний день, кое-где плыли в мягком парижском небе весенние облака, и всё говорило о жизни юной, вечной…» («В Париже» 1940)
«Париж празднично сиял, кипел жизнью. У нас в Пасси цвели и зеленели сады. По потолку надо мной топали, бегали дети, кто-то все начинал играть на пианино что-то шутливое, милое. В открытое окно входила весенняя свежесть и глядела верхушка старого черного дерева, широко раскинувшего узор своей мелкой изумрудно-яркой зелени, особенно прелестной в силу противоположности с черной сетью сучьев. Там, за окном, сыпали веселым треском воробьи, поминутно заливалась сладкими трелями какая-то птичка, а наверху топали и играли, и всё это сливалось с непрерывным смутным шумом города, с дальним гулом трамваев, с рожками автомобилей, со всем тем, чем так беззаботно при всей своей озабоченности жил весенний Париж...
…Вечереющий, залитый уже зеленовато-золотистым солнцем океан Парижа...» («Огнь пожирающий» 1923)
Эти описания весеннего Парижа, встречающиеся в разных рассказах Бунина разных лет, объединены мотивом сияния и кипения жизни, жизни юной и вечной (не случайно в рассказе «Огнь пожирающий» среди звуков города – топот бегающих детей и милая шутливая музыка). Основной цвет этих описаний – зелёный («зеленели сады», «узор мелкой изумрудно-яркой зелени», «зеленовато-золотистое солнце») – цвет возрождения и вечной жизни. Эпитеты прекрасен, очаровательны, милый, празднично, сладкими, кажется, вполне однозначно выражают оценку рассказчика. Но эта однозначность оценки только кажущаяся: все три процитированных рассказа – о смерти, во всех трёх красота весеннего Парижа противопоставлена состоянию героев: «Всё говорило о жизни юной, вечной – и о её, конченой» («В Париже»), «Вот я с какой-то кощунственно-веселой быстротой мчусь по ее родному и любимому городу и втайне все-таки наслаждаюсь, а она из этого города и вообще из всего нашего мира уже исчезла!» («Огнь пожирающий»), «Я хотел застрелиться, - тихо сказал художник, помолчав и набивая трубку. - Чуть с ума не сошел...» («Галя Ганская»).
Каким же на самом деле предстаёт в поздних рассказах Бунина образ Парижа – образ города, в который писатель приехал в 1920 году и в котором в 1953 умер? Это особенно интересно, если верить Владиславу Ходасевичу, который, анализируя творчество Бунина, замечает: «…вся обстановка повествования, весь "пейзаж" (в широком смысле слова) у символистов подчинен фабуле. <…> Обратное - у Бунина. У него события подчинены пейзажу. У символистов человек собою определяет мир и пересоздает его, у Бунина мир, данный и неизменный, властвует над человеком». («Бунин. Собрание сочинений». Впервые опубликовано в 1934 году).
Определение характеристик мира «данного и неизменного» начинается с названия. В этом отношении из всех рассказов цикла «Тёмные аллеи» рассказ «В Париже» единственный: «В одной знакомой улице», «Весной, в Иудее» такой точностью обозначения места действия не отличаются. А в данном случае читатель знает не только название города, но и его районы: «в одном из тёмных переулков возле улицы Пасси», «у входа в метро Etoile», «в кафе на Chaussée de la Muette». Здесь, в районе Пасси, живёт в Париже сам Бунин, здесь располагается музей Бальзака. «В этом шестнадцатом округе французской столицы сто лет тому назад, когда здесь встречался с Ганской Бальзак, была настоящая деревня и в рощах прыгали дикие кролики. Теперь это чопорный и буржуазный уголок Парижа, без маленьких бистро, которыми полны парижские улицы. Здесь на малолюдной улице Жак Оффенбах у Буниных была скромная квартира. Недалеко от него жили Мережковские, Теффи», - вспоминает Антонин Петрович Ладинский. [1; 335] Так одним указанием места действия Бунин определяет связь рассказа «В Париже» с рассказом «Галя Ганская» (придуманное имя героини соединяет Галину Кузнецову и Эвелину Ганскую – последнюю любовь О. де Бальзака, умершего через 5 месяцев после оформления отношений с русской подданной, эпистолярный роман с которой продолжался долгие годы).
Главный герой рассказа «однажды, в сырой парижский вечер поздней осенью», в небольшой русской столовой, «в одном из тёмных переулков возле улицы Пасси», куда «его потянуло из тёмного переулка с холодной и точно сальной мостовой», встречает «женщину лет тридцати», «вполне красавицу», которая сделает счастливыми последние несколько месяцев его жизни.
Свидание, на которое она придёт «совсем другой женщиной», тоже будет сопровождаться постоянным дождём: «Вечером в понедельник шел дождь, мглистое небо над Парижем мутно краснело. У входа в метро Etoile остановил шофера и вышел под дождь на тротуар…»; «Ночной шофер, русский, привез их в одинокий переулок, к подъезду высокого дома, возле которого в металлическом свете газового фонаря, сыпался дождь на жестяной чан с отбросами. <…> По крыше бегло и мерно стучал дождь».
«Ночью, в дождь страшная тоска. Раскроешь окно – ни души нигде, совсем мёртвый город, бог знает где-то внизу один фонарь под дождём…» - таким город предстаёт в словах героини, рассказывающей о своей «в сущности, ужасной» жизни.
«В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее и красное - русские национальные флаги».
Последнее описание выглядит естественным продолжением предыдущих, но так описан Париж в рассказе «Поздний час» (19 октября 1938 года).
Итак, последовательно повторяющиеся эпитеты в описании Парижа: сырой, тёмный, холодный, мглистый, чёрный. Свет фонаря или «бог знает где-то внизу», или выхватывает из темноты «жестяной чан с отбросами». «Струистые столбы отражений от фонарей на мостах… трехцветные: белое, синее и красное - русские национальные флаги» (и не фонари, а отражения, и не флаги, а только напоминают).
Трудно с однозначностью утверждать, что Бунин в 30-е годы знал программную работу В. Кандинского «О духовном в искусстве», созданную ещё в начале 10-х годов, однако представление о цветах, сформулированное в этой работе не противоречит содержанию рассказа Бунина. Так о чёрном Кандинский пишет: «Черный цвет внутренне звучит, как Ничто без возможностей, как мертвое Ничто после угасания солнца, как вечное безмолвие без будущности и надежды. <…> Черный цвет есть нечто угасшее, вроде выгоревшего костра, нечто неподвижное, как труп, ко всему происходящему безучастный и ничего не приемлющий. Это как бы безмолвие тела после смерти, после прекращения жизни»[3; 40-42].
В этом контексте оппозиция «свет - тьма» наполняется особенным смыслом. Из тёмного переулка героя рассказа «В Париже» «потянуло на свет» из окон небольшой русской столовой, на подоконнике которой были видны «розовые бутылки конусом с рябиновкой и жёлтые кубастые с зубровкой». О первой встрече с героиней Бунин пишет: «Вдруг его угол осветился, и он увидал безучастно-вежливо подходящую женщину лет тридцати». Эти слова, очевидно, приобретают здесь символический смысл. В сыром и тёмном парижском мире источником света становится красота и любовь русской женщины. Она ещё «безучастно-вежлива», но «на третий вечер» будет сказано: «Это странно, но я уж как-то привыкла к вам». Пройдёт ещё два дня и в течение одного вечера, она трижды изменит эпитет, с которым обратится к герою: «бедный» - «дорогой мой» - «милый».
Мотив счастья – один из ведущих мотивов – последовательно развивается в рассказе: «Да, из году в год, изо дня в день, втайне ждешь только одного, - счастливой любовной встречи, живешь, в сущности, только надеждой на эту встречу - и все напрасно...» - «Знаете, на свете так мало счастливых встреч...» - «Да, может быть, это и есть долгожданная счастливая встреча. Только поздно, поздно». «Словарь живого великорусского языка В.И.Даля» определяет счастье следующим образом: «(со-частье, доля, пай) ср. рок, судьба, часть и участь, доля. || Случайность, желанная неожиданность, талан, удача, успех, спорина́ в деле, не по расчету. || Благоденствие, благополучие, земное блаженство, желанная насущная жизнь, без горя, смут, тревоги; покой и довольство; вообще, все желанное, все то, что покоит и доводит человека, по убежденьям, вкусам и привычкам его». А в кратком этимологическом словаре Шанского счастье - «Общесл. Буквально - «хорошая часть, доля» (Н. М. Шанский, В.В.Иванов, Т.В.Шанская. Краткий этимологический словарь русского языка. -М, 1971). «Только поздно, поздно» происходит счастливая встреча героев в рассказе «В Париже», однако это кажется меньшим злом, чем поздно осознанное, но уже невозвратимое счастье или позднее последнее, почти метафизическое возвращение к своему счастью, как в рассказе «Поздний час». «Название рассказа менее обозначает время суток: это время человеческого возраста, трагическая невозвратность прошедшего». [2; 219]
Рассказ «Поздний час» одновременно связан и с рассказом «Холодная осень», в частности, мотивом продолжения жизни после смерти.
«А потом ты проводила меня до калитки, и я сказал:
- Если есть будущая жизнь и мы встретимся в ней, я стану там на колени и поцелую твои ноги за все, что ты дала мне на земле» («Поздний час»).
«Он, помолчав, медленно выговорил:
- Ну что ж, если убьют, я буду ждать тебя там. Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне. <…>
И я верю, горячо верю: где-то там он ждет меня - с той же любовью и молодостью, как в тот вечер. "Ты поживи, порадуйся на свете, потом приходи ко мне..." Я пожила, порадовалась, теперь уже скоро приду» («Холодная осень»). Мысль о встрече посмертной в этих текстах поддержана и деталями изображённого пейзажа: «зелёная звезда, лучистая, как та, прежняя, но немая, неподвижная» (Поздний час), «ярко и остро сверкали ледяные звёзды», «минерально блестящие звёзды». В цитировавшейся уже работе Кандинского зелёный цвет определяется как цвет «полной неподвижности и покоя». «В зеленом, - пишет Кандинский, - скрыты желтый и синий цвета, подобно парализованным силам, которые могут вновь стать активными. В зеленом имеется возможность жизни…» Как оказывается в контексте рассказов Бунина – жизни за границей земного бытия.
Главного героя рассказа зовут Николай Платонович, то есть так же, как Н. П. Огарёва, ближайшего друга А. И. Герцена, поэта и публициста, русского эмигранта, в 1877 году умершего в Великобритании. Его стихотворение «Обыкновенная повесть» Бунин неточно цитирует в рассказе «Тёмные аллеи», фактически эта неточная цитата и даёт название всему циклу. Эти два рассказа связывает, прежде всего, мотив навсегда утраченного счастья, потерянной надежды (не зря героиню рассказа «Тёмные аллеи» зовут Надеждой). «Дома она стала убирать квартиру… увидала его давнюю летнюю шинель, серую, на красной подкладке. Она сняла её с вешалки, прижала к лицу и, прижимая, села на пол, вся дёргаясь от рыданий и вскрикивая, моля кого-то о пощаде». Рассказ начинался с упоминания о серой шляпе героя, которую он снимает, входя в русскую столовую. Серый цвет Кандинский определяет как «очень близко стоящий к зеленому». Но «в зеленом скрыты желтый и синий цвета, подобно парализованным силам, которые могут вновь стать активными. В зеленом имеется возможность жизни, которой совершенно нет в сером. Ее нет потому, что серый цвет состоит из красок, не имеющих чисто активной (движущейся) силы. Они состоят, с одной стороны, из неподвижного сопротивления, а с другой стороны, из неспособной к сопротивлению неподвижности (подобно бесконечно крепкой, идущей в бесконечность стене и бесконечной бездонной дыре)». Таким образом, серый (и этот мотив, очевидно, актуализируется у Бунина) оказывается цветом безнадёжного, страшного в своей пустоте покоя. В рассказе «В Париже», таким образом, реализуется не начало, а наоборот, финал стихотворении Огарёва «Обыкновенная повесть»:
… о былом
В помине не было ни слова;
На лицах виден был покой,
Их жизнь текла светло и ровно,
Они, встречаясь меж собой,
Могли смеяться хладнокровно…
...и темно
Осталось для людей закрыто,
Что было там говорено
И сколько было позабыто.
Целый ряд мотивов и образов сближает текстов, входящие в цикл «Тёмные аллеи». Упоминания Парижа, иногда кажущиеся мимолётными, почти случайными, усиливают эту связь. Так рассказ «Холодная осень», в котором есть только упоминание Парижа, уже цитировался ранее. Девочка, которую воспитала героиня «выросла, осталась в Париже, стала совсем француженкой» – так получается, что Париж – город смерти не только для конкретных людей с их частными жизнями, это город смерти русской культуры, которая, утратив связь с корнями, превращается в культуру совсем другую. Образ прекрасного, цветущего, весеннего Парижа приобретает в контексте рассказов Бунина новый смысл: жизнь в нём продолжается, но за пределами жизни героев.
В заключение сформулируем некоторые выводы:
1. образ Парижа в рассказах Бунина имеет два способа воплощения, причём один из них противоположен восприятию рассказчика;
2. Париж, связанный с образом рассказчика, окрашен в чёрный и серый цвета, чёрный цвет здесь – цвет смерти, цвет «мёртвого города»;
3. тема Парижа связывает в микроцикл целый ряд рассказов: «Поздний час», «Галя Ганская», «Натали», «Тёмные аллеи», «В одной знакомой улице», «Холодная осень», которые объединены темой трагически оборвавшейся любви и невозвратимостью уходящей жизни;
4. Париж весенний, воплощающий жизнь, становится актуализацией образа жизни героя за гранью земного бытия.
Библиография
1. Бунин без глянца. – СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2009.
2. Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетии: Учебное пособие. - М.: Флинта: Наука, 2002.
3. Кандинский В. О духовном в искусстве (живопись). – Л. 1990.
4. Карпов И.П. Проза Ивана Бунина: Книга для студентов, преподавателей, аспирантов, учителей. – М.: Флинта: Наука, 1999
5. Серов Н.В. Античный хроматизм. СПб.: «Лисс», 1995.
6. Сухих И.Н. Двадцать книг двадцатого века. Эссе. – СПб.:% Паритет, 2004.