Розмыслова Л.В. Миссия учителя словесника в современном образовательном пространстве
Земную жизнь пройдя до середины,
Я оказался в сумрачном лесу
Это слова величайшего поэта эпохи Возрождения Данте Алигьери. Начало «Божественной комедии». Но говорит оно не о замысле произведения, а о судьбе самого поэта, оказавшегося на перепутье жизненной дороги. Само же произведение представляет собой три части «Ад», «Чистилище» и «Рай», по которым и путешествует лирический герой, в данном случае равный автору.
Весь путь героя –это сначала спуск, а затем подъём по спирали, на каждом из трёх этапов Данте ведёт сопровождающий от древнегреческого поэта Вергилия до рано ушедшей из жизни возлюбленной Биатриче.
Мне кажется, что Данте отобразил в своём творении не только мироздание , а жизненный путь каждого человека.
Так и путь учителя гуманитарных предметов в профессии это подъём по спирали, где на каждом этапе был преподаватель, давший ему возможность увидеть свет, а затем передать этот свет ученикам.
В 5 классе приходит ребёнок на литературу, хорошо, если хотя бы читает. И вот приходит Он, учитель словесности, и ученик делает первое открытие, поднимаясь на первую ступень духовно-нравственного развития,- ЛИТЕРАТУРА –это интересно. На чём же поддержать этот интерес? С одной стороны, интерес поддерживается литературой, соответствующей возрасту: сказки, сказочные повести, фентези. С другой стороны, пусть дети делают свои первые открытия. Например: слово конец и начало были однокоренные, как, впрочем, и слова время и веретено. (пример урока-исследования Приложение 1).
В 10 классе вновь ученик оказывается на жизненном витке. И вновь на пути учитель словесности. Для него открывается новое откровение, что ЛИТЕРАТУРА НЕ ТОЛЬКО ИНТЕРЕСНО, НО ЭТО И ОСОБЫЙ ВИД ИСКУССТВА.
Как этот таинственный мир искусства донести детям. Я вижу в решении этого вопроса следующую модель, или маршрут учащегося с 5 по 11 класс.
Что такое ДНК?
Это биологический термин явления, благодаря которому мы все и разные и едины, и уникальны и универсальны.
Однако духовно нравственная культура, которой уделено немало места в новом проекте образовательного стандарта, тоже сокращённо ДНК.
Случайно ли это?
Ребёнок развивается подобно дереву. Как в стволе дерева есть сердцевина в виде некоего стержня, так и в ребёнке таким стержнем должна стать духовно-нравственная культура.
Перед ребёнком открывается огромное пространство, главное , найти верный вектор движения.
Таким вектором я считаю ДНК. Значит, жизнь человека это подъём вверх по спирали с вектором ДНК.
Первая ступень в этом восхождении – это переход от ЛИЧНОСТИ К КОММУНИКАТИВНОЙ ЛИЧНОСТИ.
На этом этапе происходит овладение коммуникативной компетенцией, ведущим педагогическим условием на данном этапе будет создание речевой среды.
Вторая ступень – это ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ. Кроме знания родного языка и родной культуры проявляется интерес к другим языкам и культурам. Ведущим педагогическим условием этого этапа становится принцип культуросообразности.
На третий ступени складывается этнофор, обладающий этнокультурной компетенцией. Ведущими педагогическими условиями становятся : межпредметные связи и толерантность.
Наконец, на четвёртой ступени формируется носитель цивилизационной миссии, проявляющий интерес к мировой культуре, ведущим педагогическим условием становится диалог культур по принципу комплиментарности, ведь ребёнок постоянно находится не только в диалоге, но и в полилоге.
Таким, образом, моя модель образования видится мне следующей: спираль с тремя координатными осями: ось ДНК, ось компетенций и ось педагогических условий.
Миссия же педагога в данной модели мне видится подобно миссии сопровождающих Данте Алигьери.
Приложение1
УРОК ПО ТЕМЕ
ПРАВОСЛАВНЫЕ КОНЦЕПТЫ АДА И РАЯ В ПЬЕСЕ А.Островского «Гроза»
Установка и цель занятия (5 минут)
.
Я бы предложила следующее рабочее определение концепта: «национальный концепт — это словесно выраженная содержательная единица сознания, которая включает понятие, но не исчерпывается им, обогащается культурными смыслами и индивидуальными ассоциациями и изменяется вместе с развитием языка и культуры».
Данное определение учитывает важнейшие признаки концепта:
ментальность (концепт — объект идеальный, т. е. существующий в
нашей психике);
обобщенность (слово во всем многообразии языковых и внеязыковых связей как обобщенная модель концепта);
способность к развитию (динамическая, «слоистая» природа концепта — результат «осадка» культурной жизни разных эпох — Ю. С. Степа
нов);
многокомпонентность, которая обусловлена широтой и глубиной
фоновых знаний;
инвариантность (в рамках национального самосознания) и вариативность (в рамках индивидуального самосознания).
Школьный КА опирается на практические результаты, достигнутые современной лингвистикой, и учитывает: 11 семантические отношения изучаемого концепта с другими словами родной культуры, место концепта в системе ценностей (отнесение его на основании доминантных признаков к материальному и / или идеальному миру), функции данного концепта в жизни человека.
1. Этап литературной установки на диалог с культурным концептом:
«что знает о данном концепте писатель (поэт)?»
2. Этап овладения «языком» концепта в ходе школьного КА слова: «что знает о данном концепте сам язык?»
3. Этап личного речевого творчества: «что знаю о данном концепте я?»
Ход урока
1) 1.Рассмотрите внимательно репродукции. Что на них изображено?
2) Что вы знаете об Адаме и Еве и изгнании их из рая? (5 минут)
3) Какие слова в вашем сознании связаны с понятием рая и ада?
4) Запишите слова-ассоциации в данную схему (4-5 основных ассоциаций, для этого выберете один цвет) (5 минут)
5) Прочитайте толкование ада и рая в мифологическом словаре
На лучах запишите ключевые понятия о рае и аде (10 минут).
Ад преисподняя [лат. (locus) infernus., «нижнее места»., о/кдада wtaa. Inferno, франц. l'Enfer, нем. Holle, англ. Hell, «место сокрытия», ср. др.-сканд. hel — Хелъ], пекло (в слав, языках, напр, польск. pieklo, букв.— «смола»), в христианских ъгеето вечного наказания отверженных ангелов и душ умерших грешников.
Представления об А. (противопоставляемом раю), имеющие своими предпосылками формирование понятий о дуализме небесного и подземного, светлого и мрачного миров, о душе умершего (резко противопоставляемой телу) — в сочетании с возникновением идеи загробного суда и загробного воздаяния—сравнительно позднего происхождения. В дохристианскую эпоху наглядно-материальные, детализированные картины потусторонних кар, которые описывались как подобные земным пыткам и казням, но превосходящие их, присущи не только мифологии, связанной с египетским культом Осириса, или проникнутым дуализмом древнеиранским религиозно-мифологическим представлениям, но и философской «мифологии» пифагорейцев и Платона (ср. видение Эра в «Государстве» Платона). В канонических ветхозаветных текстах подобные мотивы практически отсутствуют (см. Шеол). В каноне Нового завета предупреждение об угрозе страшного суда и А. занимает важное место, но чувственная детализация адских мучений отсутствует. Состояние пребывающего в А. описывается не извне (как зрелище), но изнутри (как боль); упоминания об А. в притчах Иисуса Христа рефреном замыкаются словами: «там будет плач и ъкрежет зубов>> [Матф. 8, 12; 13, 42 и 50; 22, 13; 24, 51; 25, 30]. А. определяется как «мука вечная» [25, 46], «тьма внешняя» [8, 12 и др.; по-церковнославянски «тьма кромешная»). Пребывание в А.— это не вечная жизнь, хотя бы в страдании, но мука вечной смерти; когда для него подбирается метафора, это не образ пытки, а образ умерщвления (осуждённого раба из притчи «рассекают», Матф. 24, 51], а сам страждущий в А. сравнивается с трупом [ветхозаветные слова о трупах отступников — «червь их не умрёт, и огонь их не угаснет», Ис. 66, 24 [ср. Геенна как синоним А.] трижды повторены Иисусом Христом об отверженных в А.: Мк. 9, 44, 46, 48]. Наиболее устойчивая конкретная черта А. в Новом завете — это упоминание огня, символический характер которого выявлен через очевидную цитатность соответствующих мест: уподобление А. «печи огне] [Матф. 13, 42] соотносится с кош том популярных легенд о каре, торой были подвергнуты Авраам i нители трёх отроков, а образ А. «озера огненного и серного» [Апок. \Ч; 1\, Ъ; уже в крцдавенаж тек А. назван «мраком вечного огня» i ворится о наказании «серным нём»] — с образностью ветхозавс го повествования о дожде огня и < над Содомом и Гоморрой (Быт. 24). Символика огня получает осе но глубокие измерения, поско. огонь — это метафора для опис! самого бога: Яхве — «огнь поя; щий» (Втор. 4, 24, цитируется в вом завете — Евр. 12, 29); явд< духа святого — «разделяющиеся i ки, как бы огненные» (Деян. ', причастие сравнивается в правое ных молитвах с огнём, очищающим стойных и опаляющим недостош Отсюда представление, что по с\ ству нет какого-то особого адского ня, но всё тот же огонь и жар бога, торый составляет блаженство дос ных, но мучительно жжёт чуждых и холодных жителей А. (такова. : ример, интерпретация сирийского стика 7 в. Исаака Сириянина) кое понимание А. не раз возрек лось мистическими писателями средневековья, а в новое время — художественной и философско-мистической литературой (вплоть Ф. М. Достоевского) о Рае известно только — что там человек всегда с богом - образов Р. в христианской иконографической традиции, то она идёт по "линиям: Р. как сад; Р.. как небеса. Исходной точкой служат библейские околобиблейские тексты: первой — ветхозаветное [Быт. 2, 8—3, 24]; для второй— новозаветное описание Небес-Иерусалима [Апок. 21, 2—22, ;дя третьей — апокрифические Вешня надстроенных один над других населённых ангелами небесных = начиная с «Книг Еноха Пра-вго»]. Каждая линия имеет своё m к человеческой истории.
Эквивалент образов «сада» и «города» для v. кого мышления выражена
уже в языке (слав, град означало и «город» и «сад, огород», ср. градарь, «садовник», вертоград, нем. Garten, «сад»). Они эквивалентны как образы пространства «отовсюду ограждённого» (ср. выше этимологию слова «парадиз») и постольку умиротворённого, укрытого, упорядоченного и украшенного, обжитого и дружественного человеку — в противоположность «тьме внешней» (Матф. 22, 13), лежащему за стенами хаосу (ср. в скандинавской мифологии оппозицию миров Мидгард—Утгард).
Ограждённость и замкнутость Эдема, у врат которого после грехопадения Адама и Евы (см. «Грехопадение») поставлен на страже херувим с огненным мечом [Быт. 3, 24], ощутима тем сильнее, что для ближневосточных климатических условий сад — всегда более или менее оазис, орошаемый проточной водой [Быт. 2, 10, ср. проточную воду как символ благодати, Пс. 1, 3] и резко отличный от бесплодных земель вокруг, как бы миниатюрный мир со своим особым воздухом (в поэзии сирийского автора 4 в. Ефрема Сирина подчёркивается качество ветров Р., сравнительно с которыми дуновения обычного воздуха — зачумлённые и тлетворные). Поскольку Эдем — «земной Р.», имеющий географическую локализацию «на востоке» (Быт. 2, 9), в ареале северной Месопотамии (хотя локализация эта через понятие «востока» связана с солнцем и постольку с небом, поскольку восток — эквивалент верха), заведомо материальный, дающий представление о том, какой должна была быть земля, не постигнутая проклятием за грех Адама и Евы, мысль о нём связана для христианства (особенно сирийского, византийского и русского) с идеей освящения вещественного, телесного начала. Тот же Ефрем, опираясь на ветхозаветное упоминание четырёх рек, вытекающих из Эдема [Быт. 2, 11], говорит о водах Р., таинственно подмешивающихся к водам земли и подслащивающих их горечь. В легендах о деве Марии и о святых (от повара Евфросина, ранняя Византия — до Серафима Саровского, Россия, 18—19 вв.) возникает мотив занесённых из Р. целящих или утешающих плодов, иногда хлебов (эти яства, как и воды у Ефрема, символически соотнесены с евхаристией, «хлебом ангелов» — недаром в житии Евфросина плоды кладут на дискос — и стоят в одном ряду с Граалем). В качестве места, произращающего чудесные плоды, Р. можно сопоставить с садом Гесперид в греческой мифологии и с А валлоном в кельтской мифологии.
7) Прочитайте отрывки из пьесы А.Островского «Гроза». Найдите понятия об аде и рае , совпадающие с вашими представлениями и с толкованием в словаре, заштрихуйте их на схеме (10 минут).
8) Запишите в кружочки другого цвета те слова, связанные с понятием ада и рая у писателя, которые не совпадают с вашими и с толкованием статьи (5 минут).
Молчание.
Знаешь, мне что в голову пришло?
Варвара. Что?
Катерина. Отчего люди не летают!
Варвара. Я не понимаю, что ты говоришь.
Катерина. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нетто теперь? (Хочет бежать.)
Варвара. Что ты выдумываешь-то?
Катерина (вздыхая). Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем.
Варвара. Ты думаешь, я не вижу?
Катерина. Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключик, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много, много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы, — у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!
Варвара. Да ведь и у нас то же самое.
Катерина. Да здесь все как будто из-под неволи.
И до смерти я любила в церковь ходить1 Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану, — у нас тоже везде лампадки горели, — да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего я просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то.
Варвара. А что же?
Катерина (помолчав). Я умру скоро.
Варвара. Полно, что ты!
Катерина. Нет, я знаю, что умру. Ох, девушка, что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то! Никогда со мной этого не было. Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или... уж и не знаю.
Варвара. Что же с тобой такое?
Катерина (берет ее за руку). А вот что, Варя, быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх
такой-то на меня страх! Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что. (Хватается за голову рукой.)
Варвара. Что с тобой? Здорова ли ты?
Катерина. Здорова... Лучше бы я больна была, а то нехорошо. Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду. Думать стану — мыслей никак не соберу, молиться—не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие. И то мне представляется, что мне самое себя совестно сделается. Что со мной? Перед бедой перед какой-нибудь это! Ночью, Варя, не спится мне, все мерещится шепот какой-то: кто-то так ласково говорит со мной, точно голубит меня, точно голубь воркует. Уж не снятся мне, Варя, как прежде, райские деревья да горы; а точно меня кто-то обнимает так горячо-горячо, и ведет меня куда-то, и я иду за ним, иду...
Варвара. Ну?
Катерина. Да что же это я говорю тебе: ты — девушка.
Варвара (оглядываясь). Говори! Я хуже тебя.
Катерина. Ну, что ж мне говорить? Стыдно мне.
Варвара. Говори, нужды нет!
Катерина. Сделается мне так душно, так душно дома, что бежала бы. И такая мысль придет на меня, что, кабы моя воля, каталась бы я теперь по Волге, на лодке, с песнями, либо на тройке на хорошей, обнявшись...
Варвара. Только не с мужем.
Катерина. А ты почем знаешь?
Варвара. Еще бы не знать!..
Катерина (одна, держа ключ в руках). Что она это делает-то? Что она только придумывает? Ах, сумасшедшая, право, сумасшедшая! Вот погибель-то! Вот она! Бросить его, бросить далеко, в реку кинуть, чтоб не нашли никогда. Он мне руки-то жжет, точно уголь. (Подумав.) Вот так-то и гибнет наша сестра-то. В неволе-то кому весело! Мало ли что в голову-то придет. Вышел случай, другая и рада, так, очертя голову, и кинется. А как же это можно, не подумавши, не рассудивши-то! Долго ли в беду попасть! А там и плачься всю жизнь, мучайся; неволя-то еще горче покажется. (Молчание.) А горька неволя, ох, как горька! Кто от нее не плачет! А пуще всех мы, бабы. Вот хоть я теперь! Живу, маюся, просвету себе не вижу! Да и не увижу, знать! Что дальше, то хуже. А теперь еще этот грех-то на меня. (Задумывается.) Кабы не свекровь!.. Сокрушила она меня... от нее мне и дом-то опостылел; стены-то даже противны. (Задумчиво смотрит на ключ.) Бросить его? Разумеется, надо бросить. И как он это ко мне в руки попал? На соблазн, на пагубу мою. (Прислушивается.) Ах, кто-то идет. Так сердце и упало. (Прячет ключ в карман.) Нет!.. Никого!.. Что я так испугалась И ключ спрятала... Ну, уж знать, там ему и быть! Видно, сама судьба того хочет! Да какой же в этом грех, если я взгляну на него раз, хоть издали-то! Да хоть и поговорю-то, так все не беда! А как же я мужу-то!.. Да ведь он сам не захотел. Да может, такого и случая-то еще во всю жизнь не выдет. Тогда и плачься на себя: был случай, да не умела пользоваться. Да что я говорю-то, что я себя обманываю? Мне хоть умереть, да увидеть его. Перед кем я притворяюсь-то!.. Бросить ключ! Нет, ни за что на свете! Он мой теперь... Будь что будет, а я Бориса увижу! Ах, кабы ночь поскорее!..
1-й. Еще хорошо, что есть где схорониться. Входят все под своды.
Женщина. А что народу-то гуляет на бульваре! День праздничный, все повышли. Купчихи такие разряженные.
1-й. Попрячутся куда-нибудь.
2-й. Гляди, что теперь народу сюда набьется!
1-й (осматривая стены). А ведь тут, братец ты мой, когда-нибудь, значит, расписано было. И теперь еще местами означает.
2-й. Ну, да, как же! Само собой, что расписано было. Теперь, ишь ты, все впусте оставлено, развалилось, заросло. После пожару так и не поправляли. Да ты и пожару-то этого не помнишь, этому лет сорок будет.
1-й. Что бы это такое, братец ты мой, тут нарисовано было; довольно затруднительно это понимать.
2-й. Это геенна огненная.
1-й. Так, братец, ты мой!
2-й. И идут туда всякого звания люди.
1-й. Так, так, понял теперь.
2-й. И всякого чину.
1-й. И арапы?
2-й. И арапы.
1-й. А это, братец ты мой, что такое?
2-й. А это Литовское разорение*. Битва! видишь? Как наши с Литвой бились.
1-й. Что ж это такое Литва?
2-й. Так она Литва и есть.
1-й. А говорят, братец ты мой, она на нас с неба упала.
2-й. Не умею я тебе сказать. С неба, так с неба.
Женщина. Толкуй еще! Все знают, что с неба; и где был какой бой с ней, там для памяти курганы насыпаны.
1-й. А что, братец ты мой! Ведь это так точно.
Входят Дикой и за ним Кулигин без шапки. Все кланяются и принимают почтительное положение.
Катерина (одна). Куда теперь? Домой идти? Нет, мне что домой, что в могилу — все равно. Да, что домой, что в могилу!., что в могилу! В могиле лучше... Под деревцем могилушка... как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком
ее мочит... весной на ней травка вырастет, мягкая такая... птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: желтенькие, красненькие, голубенькие... всякие (задумывается), всякие... Как тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А об жизни и думать не хочется. Опять жить? Нет,, нет, не надо... нехорошо! И люди мне противни, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду! Придешь к ним, они ходят, говорят, а на что мне это! Ах, темно стало! И опять поют где-то! Что поют? Не разберешь... Умереть бы теперь... Что поют? Все равно, что смерть придет, что сама... а жить нельзя! Грех! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться... Руки крест-накрест складывают... в гробу! Да,- так... я вспомнила. А поймают меня, да воротят домой насильно... Ах, скорей, скорей! (Подходит к берегу. Громко.) Друг мой! Радость моя! Прощай! (Уходит
Итак, подведём итог, составим концепты ада и рая. В центре пересечений будут общие и постоянные понятия для всех. Те, которые сложились веками в сознании народа. Сделайте вывод об особенностях концептов ада и рая у /А.Островского\ Лескова.(5 минут)